Отец Максим
<<< >>> Костя замолкает, словно дочитал книгу. Просит визитку. Достаю из кошелька, протягиваю. — Что, уже на деньги вас развел? — смеется Егор, стоящий неподалеку вместе со своими подопечными. Рядом с модулем у них курилка. Курить разрешается раз в час, всегда в одно и то же время. Иду в дом. — Вот тут у нас картошка, тут котел топим. Велик вот подарили, я на нем катаюсь иногда. В Невельске гоняешь — классно! А тут мастерская, ремонтируем что-нибудь. Гидрокостюм, видите, у нас — в море ежа собираем или морскую капусту. У нас сушилка есть, сушим ее, потом в суп. У Григория Любицкого ко всему подход хозяйский: и к заготовке корма для кроликов, и к походам в городскую администрацию, где он ведет переговоры о содействии центру. Закон Божий во время обеда он тоже читает обстоятельно и со знанием дела. На обед — два вида густого, наваристого супа (с мясом и постный) и белый хлеб с зеленью, только-только из печи. Повар-реабилитант смеется — дома толком не готовил, холостяк, стараться не для кого, да и некогда было с постоянными запоями, а тут раскрыл талант. На прощание он добродушно сунет нам по ароматной буханке, а Григорий протянет скрученные улитками ленты морской капусты. Григорий — Я, когда проходил реабилитацию на материке, рассчитывал на помощь Божью. Решил, если Он мне поможет, я буду в свою очередь помогать людям. Он помог, ну вот и я стараюсь. Здесь у нас не было центров православных, мы и решили создать. Я родился на Сахалине, жил в таком районе, где все употребляли. И меня почему-то к старшим тянуло, а их — к алкоголю и легким наркотикам. С малолетства с ними связался, в четвертом классе уже от водки чуть не угорел, а в седьмом уже выгнали из школы, в училище отправили. И с того времени до 36 лет я себя убивал, убивал и не смог убить. Господь меня охранял, хранил, теперь я понимаю, для чего, я очень ему благодарен за все. За то, что я живой и физически, и духовно, и могу кому-то помочь. Четыре года я уже трезвый. В последнее время перед тем как завязать употреблял "скорость" и прочие китайские наркотики, внутривенно. И под их действием думал, что если я могу пользоваться Интернетом и так просто заказывать эту дрянь, то молодежь тем более. Появилась навязчивая идея — помочь кому-то. Но сначала нужно было себе помочь. Я ждал, когда меня кто-нибудь остановит: или власти наши, или Господь приберет к себе. Бывало, сам пытался себя остановить, ничего не получалось. Еще было осознание, что скоро на улице будут тыкать пальцем и говорить моим детям (у меня двое детей) — вот ваш папа алкоголик и наркоман пошел. Потом еще был случай на работе. Я употреблял наркотики, полмесяца не ел, не спал, а работал водителем. И уснул за рулем, людей вез. Это был еще один звонок, что пора что-то менять в этой жизни, так дальше нельзя. И вот так пришло какое-то осознание. Я уволился с работы, мама была жива, царствие ей небесное, купила мне билет до Иркутска и я поехал выздоравливать. Восемь месяцев там пробыл и потом сразу начал искать пути открытия православного реабилитационного центра на Сахалине. Потому что зависимость по большей части развивается из-за духовной поврежденности. Мы повреждены духовно, от этого все проблемы. Надо восстанавливать свой дух, через это и выздоровление приходит. Мы молчим. — Страшненько, — говорю я. — Да ну. Страшненько, если бы я сдох тогда. А сейчас все очень даже нормальненько, классненько. Сейчас я умею радоваться — вон солнце светит, вон тучка летит, трава зеленая, одуванчики желтые. А раньше у меня было два состояния — хорошо или плохо. Хорошо если употребил, плохо если нечего употребить, вот и все. И всегда было все черно-белое, а сейчас все цветное. Тогда было страшно. И сдохнуть было страшно, хотя хотелось очень сильно, потому что на душе пустота была. Просто пустота. А сейчас там мир и покой. И мало кому удастся это нарушить, если я сам этого не сделаю. А когда ты уже понял, что это такое, неохота нарушать. И пофигу, что тут внешне будет твориться. Главное, чтобы внутри было хорошо. Новичкам в нашем центре нужно время, проведенное в трезвости, и знания, которые они будут в это время получать. Еще важно, как они будут их принимать, если на так себе, ничего не получится, а если качественно следовать рекомендациям, выполнять задания... Со временем они поймут, что употребляя всякую хрень, убиваешь "био", "психо", "социо", "духовно" — все свойства своего я. Человек же родился трезвым и умел радоваться жизни на все сто. Алкоголь, наркотики — все это подмена. Раньше был рабовладельческий строй, а потом его отменили, но это так кажется, на самом деле не отменили. Сейчас так — идите куда хотите, работайте, но деньги несите нам. Алкоголь, никотин. Рабство употребления. Завуалированное. Я убил свой организм, убил свой мозг, я реально все понимаю, оцениваю, что никогда полностью не восстановлюсь. Блин, и все равно меня радует эта жизнь, радует, что трезвый, что живой, что могу кому-то помочь. Помогая другим, я помогаю себе. <<< >>> "Дневник чувств" против внутреннего туберкулеза История Григория — уникальная. В том самом реабилитационном центре на материке, где он вернул себе трезвость, он "сачковал". В то время пока остальные реабилитанты проходили "12 шагов" и строго соблюдали все рекомендации, ходил лишь на озеро и в храм. Под двумя куполами — небесным и церковным — просил Бога о помощи. Верит, что был услышан, и считает своим долгом помочь другим. — У нас тут сначала были только трудотерапия и посещение храма, — Григорий вертит щепочку в руке — такой щепочкой, наверное, чувствует себя человек перед своей огромной, как мир, зависимостью. — Но практика показала, что этого мало. Не все люди могут на одной вере выбраться. И сейчас вот ребята из Питера приезжают, это новые методики воздействия. Эффект совсем другой. В данный момент нам нужно побольше алкоголиков и наркоманов, чтобы из них сделать трезвых людей. Они приходят, но мало, а мы готовы человек пятьдесят принять. Григорий говорит, что за четыре года с тех пор, как завязал, так и не научился до конца распознавать свои чувства. У всех зависимых — так называемая болезнь замороженных чувств: им либо плохо, либо хорошо, без оттенков. Прет — или не прет. В центре реабилитанты, помимо прочего, ведут "Дневник чувств". В каждую графу записывают, что произошло, что почувствовал, какая была реакция тела, что подумал и как поступил, что мог бы сделать иначе. Это нужно для воспитания осознанности. Она, если стараться, придет на смену рефлекторному мышлению. Каждый день — письменное задание. Фиксировать все, что происходит здесь и сейчас. Это важно. Оказывается, никто не привык это делать, никто не знает, что с ним происходит, что он чувствует. Живет да и живет. Убивает себя да и убивает. По воскресеньям — итоги недели. Звучит, как название телепередачи. Цель опытного консультанта — переключить канал внутри каждого зависимого. Если на вечернем общем заседании человек лукавит, консультант это сразу чувствует. Значит, что-то недоговаривает. А если недоговаривает, значит, не выздоравливает. Иногда приходится откровенно провоцировать реабилитанта, чтобы он открылся, иначе так и будет повторять "у меня все в порядке, у меня все нормально". А потом в какой-то момент просто возьмет и уйдет бухать. — А все потому, что в трезвом состоянии у любого зависимого растет напряжение, — объясняет Олег. — Если его не прорабатывать, не обезвреживать, сорвешься. Просто перестать употреблять несложно. В больнице или в тюрьме человек может не употреблять и внешне даже быть веселеньким. Но потом он выйдет на свободу и в первый же день напьется или уколется. Далеко не всем нравятся итоги недели, обилие письменных заданий, все здешние правила. Кто-то ворчит под нос, а кто-то пытается устроить саботаж. Последние, как правило, надолго не задерживаются. В центре говорят — если человек не готов принимать помощь, все воспринимает в штыки, читает программу, а сам выискивает, с чем бы поспорить, потому что считает себя самым умным, — будет даже лучше, если он уйдет и попьет еще немного. Вернется более поврежденным, но и более смиренным. Искушение покинуть центр возникает где-нибудь через месяц. Реабилитант поуспокоился, "оброс жирком" на наваристом супе с домашним хлебом и начал верить, что ничего страшного с ним, собственно, не происходит в жизни. Он не пьет целый месяц, значит, может контролировать ситуацию. Вот прямо сейчас пойдет и устроится на работу. — Но он обязательно снова начнет пить, если не увидит, не осознает, что он попал в лапы своей зависимости навсегда. А когда осознает, появится готовность принимать помощь, — говорит Олег. В центре помогают привести зависимость в спящий режим, но она может проснуться в любой момент. Чтобы поддерживать иммунитет трезвости, нужно соблюдать определенные условия. Кому-то помогает регулярное посещение храма, кому-то регулярное общение в анонимных группах, кому-то — то, что на санскрите называется Сева (служение, бескорыстная помощь другим). — Либо мы развиваемся, либо у нас проснется этот внутренний туберкулез, — сравнивает две излечимые заразы Олег. Андрей — Я зависимый наркоман-алкоголик, мне 31 год, я из города Пскова. Реабилитируюсь в Сологубовке Ленинградской области. Приехал к вам поучаствовать в становлении центра, поделиться опытом. В первый раз употребил героин в 16 лет. Сразу не попал в зависимость, потому что занимался спортом. Систематически употреблять начал, наверное, лет с 18. В 19 у меня родился ребенок, я хорошо зарабатывал в другом городе, а когда приезжал домой, были друзья, клубы, тусовки… Начал очень сильно употреблять тяжелые наркотики, легкие… Сначала дома был примерным семьянином, но потом уже невозможно стало скрывать. В общем, к 28 годам я стал законченным наркоманом, со мной развелась жена, я потерял практически всех друзей, очень тяжелые были отношения с родителями, бабушками, да и вообще со всеми. Я потерял смысл жизни, трезвое состояние меня угнетало, не мог быть трезвым. Жил, чтобы употреблять, и употреблял, чтобы жить. Это было невыносимо. Я просто сходил с ума, у меня была попытка суицида, но я этого не помню. Я попал в дурдом, от наркотиков поехала крыша, чуть не умер там. Потом моя мать услышала про реабилитационный центр, я в отрицании весь такой находился, но все-таки согласился потом. Меня отвезли туда, но я сбежал. Потом попросился обратно — и опять ушел. Затем все-таки прошел программу, в конце 2015-го закончил ее, после этого был трезвый полгода. А потом нарушил рекомендацию консультанта не ездить домой. Там я сразу сорвался. Есть такая практика — границы. Надо называть улицы, заведения, людей, с которыми ты не будешь общаться. У меня в границах был написан целый мой город Новоржев под Псковом. Но я подумал, что я справлюсь, я смогу, я сам, я сам. И поехал. И на второй день начал употреблять. А до этого у меня даже в мыслях не было. Мне предложили съездить половить рыбу, это был сентябрь, было тепло. На рыбалке я выпил, и оказалось, что у друзей есть наркотики, амфетамины — у них, короче, все есть. Так произошел мой срыв. Полгода я жил в аду. Меня принимали менты, сидел в ИВС, но ничего не доказали и выпустили. Потом на суде я попросил дать мне возможность поехать на реабилитацию, потому что иначе мне или под землю, или в тюрьму, другого не дано было. Попал в центр в Сологубовке, а потом мне предложили поехать на Сахалин поделиться опытом. А так как мы сохраняем то, что имеем, лишь отдавая, я согласился. Сейчас я трезвый. Помогаю людям бороться с отрицанием проблемы, с неверием в программу реабилитации. Некоторые, например, не понимают, зачем вести "Дневник чувств". Но когда они пьют таблетку от зубной боли, они же не знают со всей точностью, из чего она и почему действует. Так и здесь — программа просто работает, надо только делать то, что положено, и она поможет. Вот живой пример — Олег, девять лет трезвый. У него есть инструменты, чтобы оставаться таким. У меня тоже есть, но срыв произошел. Из-за своеволия. Когда я из социальной квартиры уезжал домой, мне говорили, не надо ехать домой, это опасно. Я не послушал, проявил своеволие. И вот результат. Мы гуляем с Григорием по Южно-Сахалинску. Сюда он вместе со своими подопечными приехал на собрание группы "Анонимные алкоголики" , где происходит совершенно будничное обличение тьмы внутри себя. — Смотрите, какие облака! — Григорий то и дело оценивает окружающий мир — раскраску, которую сам раскрасил с помощью веры и силы воли: белая кошка в зеленой траве, зелено-розовый куст в ярком закатном свете, слитки золота, которыми, кажется, вымощен проспект, если смотреть на него под таким вот углом. — Знаете, я когда в храме стоял однажды, подумал — как же я раньше мелко плавал. И то же самое думаю, когда сейчас смотрю на мир. Хорошо бы все наши это поняли… Артём — Я из Холмска. Помню, мне было 14 лет, решили с ребятами взять "отвертку", был такой напиток в полуторалитровых бутылках. Было прикольно, мне понравилось. Лет до 19 постоянно собирались компанией, было море пива. Потом я устроился на пароход. На паромах в 2008 году тоже было довольно весело, продавалось спиртное, экипаж весь гудел, к кому ни зайди, везде куча пассажиров, куча бутылок. Все говорили, пойдем выпьем, пойдем выпьем, но я отказывался, мне надо было знакомиться со своими обязанностями, а это отвлекало. Недели через две стал соглашаться, после каждой вахты — пивко в компании. А во второй заезд начал уже тупо сидеть в одного, и увеличилась доза. Сначала это было пиво, потому переключился на водку. Тоже сначала с собеседником в компании, а потом уже в одного, да так, что в результате чуть печень не отвалилась. Первые дня три пьешь нормально, потом уже не лезет, вливаешь в себя через силу, потому что тебе плохо, шугань, бодун. Ну и все. А на шестой день она уже как вода: вот такими дозами — хлобысь! Состояние, естественно, дурное, как сушеный овощ какой-то, как зомби. Проснулся, три рюмки выпил, сигарету скурил — брык, опять спать. И в таком темпе. Это уже слива такая серьезная, из нее выйти очень тяжело. Может помочь только какой-нибудь родственник рядом, который может тебя запереть и не пускать никуда. Со мной так было. Зубами скрипел, кое-как отошел. На третий день почки, печень дали о себе знать… Я два раза был кодирован. Первый раз перед работой. Отработал в море четыре месяца, а потом была долгая стоянка в Ванино и я пошел в город прогуляться. Было лето, жара. Зашел в магазин взять соку. И вдруг глаз автоматически — чик! — на пиво холодное. Ну я и не удержался. Бутылочка, вторая… На пароход я уже пошел с литровой бутылкой водки и литровой банкой пива. После второй кодировки я пить стал через месяц, причем сразу начал с крепких напитков. В общем, в 20 лет я начал выпивать уже серьезно, а сейчас мне 28. Восемь лет "стажа". Но при этом до 24 лет я был нормальный, выпивал все, но старался никогда не нажираться, выходил на работу всегда, пусть даже пьяный. Был более-менее в адеквате. А после 24 начались серьезные запои, на 10, 15, 20 дней… Об этом центре узнал через знакомых. Немного отошел от очередной пьянки и приехал сюда. Сейчас пока адаптируюсь. Вообще, мне нравится быть трезвым: никаких проблем. Конечно, трезвым хорошо. Но иногда бывает, что это трезвое состояние немножечко угнетает. Какая-то радость к жизни теряется. Настолько все надоедает… Все одно и то же. А когда выпьешь — как будто розовые очки надел. Наша программа "12 ступеней" как раз и учит радоваться жизни. Буду учиться. Следующий шаг после реабилитационного центра — так называемый дом на полпути. На Сахалине планируют создать его, сняв квартиру, где реабилитанты, прошедшие курс избавления от зависимости, могли бы жить и при этом работать. Выпускникам реабцентра тяжело адаптироваться в обществе: вокруг алкоголь в свободном доступе, очень многие пьют, курят. Это соблазн. В кругу единомышленников, с поддержкой консультантов гораздо проще противостоять ему, укрепляясь в намерении жить трезво и не поддаваясь на провокации типа "Не пьешь? Ты чё, больной?". Имена консультантов и реабилитантов (кроме Григория Любицкого) изменены. С руководителем реабилитационного центра Григорием Любицким можно связаться по телефону: +7-900-434-13-03. Телефоны для нуждающихся в помощи есть на сайте АНО "Трезвый Сахалин" .
Источник: Yuzhno.Sakh.Ru
06.09.2017 14:34